О вечной собственности

1. Собственность условная и безусловная

Собственность есть власть человека над человеком в отношении той или иной вещи.

Собственность – это не власть человека над самой вещью. Предположим, мы с вами договорились, что моя собственность звезда Альфа Центавра. Физически я не могу ничего с ней сделать, даже увидеть её. Но даже если вы приблизитесь к ней с необходимой технической мощью, моя собственность означает, что я могу потребовать ничего с ней не делать. Или могу разрешить что-то сделать, но за назначенную мной плату. Если же вы не выполните мох требований, то станете нарушителем моего права собственности.

Идея собственности определяет отношение человека к самому себе и к другим людям. Ещё Аристотель заметил, что понятие собственности, разделяемое людьми, неизбежно распространяется и на самих этих людей. Потом эту мысль повторил Локк. В обществе господствует одно понятие собственности для всех видов вещей. Невозможно существенно долго для одних вещей соблюдать одно понятие собственности, а для других другое. Поэтому вопрос собственности – это вопрос, кому и на каких условиях принадлежу я и кому и на каких условиях принадлежишь ты. Себе? Богу? Народу? Каким-то непонятным людям?

Собственник бывает безусловный и условный.

Безусловный собственник – это субъект, который в любой момент может непосредственно выразить свою волю в отношении своей собственности.

Условный субъект собственности – это субъект, который либо вообще не может выразить свою волю непосредственно, либо может делать это лишь иногда.

Здоровый совершеннолетний индивид – это безусловный собственник. Коллектив из трёх человек тоже. Три человека могут в любой момент собраться, договориться и принять действительно общее решение. Оперативные коллективы – от 5 до 10 человек – могут быть как условными, так и безусловными собственниками. Коллективы более 10 человек почти всегда чисто условные собственники. Им крайне трудно, почти невозможно собираться и договариваться всякий раз, когда это необходимо. Они вынуждены обзаводиться посредниками, которые будут выражать коллективную волю в нужные моменты.

Единственный случай в истории человечества, когда достаточно большой коллектив (от 120 до 350 человек) должен был выражать действительно свою общую волю – это польский сейм 16-18 веков. Общность воли там была гарантирована абсолютно необходимым, хотя и не достаточным условием – liberum veto. Так вот, этот коллектив вошёл в поговорки нескольких народов как символ паралича воли и считается одной важнейших причин крушения одного из величайших государств Европы.

Поэтому любой народ как целое, будучи неоперативным коллективом, может быть только условным собственником, который действует через посредников. Выборы посредников тоже не есть воля народа, так как они всегда зависят от посредников, которые появились до выборов. Даже референдум не есть непосредственное выражение воли народа. Это только одна из необходимых ступеней такого выражения. Ведь недостаточно, чтобы все люди высказали своё предпочтение тому или иному решению. Нужно ещё согласовать эти предпочтения, как это делается в небольших коллективах, чтобы это была действительно единая воля, а не механическая сумма или скорее разница воль. Для больших коллективов это попросту невозможно. Не говоря уже о том, что кто-то должен составить список возможных решений (все бытующие в народе предложения невозможно поставить на голосование) и кто-то должен принять решение о самом референдуме. Всё это делают посредники.

Громоздкость, длительность, всевозможные искажения и необходимость специальных организаторов характеризуют и любые другие системы коллективного принятия решений (фасилитация, дотмократия, метод “Дельфи” и проч.).

Ещё одним видом условных собственников являются сверхъестественные сущности – боги, духи умерших и проч. Если считается, что что-то принадлежит Богу, богам, давно умершим предкам и так далее, то их волю в отношении их вещей в тот или иной нужный момент мы также можем узнать только у посредников. Конечно, за исключением случаев, когда Бог, боги, духи предков и проч. постоянно в двустороннем общении с нами и явно возвещают нам свою волю.

Власть этих самых посредников над другими людьми в отношении тех или иных вещей мы назовём условной собственностью. Соответственно, власть здорового индивида или небольшого коллектива над другими людьми в отношении тех или иных вещей – это безусловная собственность.

Посредник является собственником на основе своего посредничества между условным собственником и его вещами. Условия возникновения и прекращения этого посредничества бесконечно многообразны (некоторые варианты мы рассмотрим ниже) и в конечном счёте неопределимы.

Посредники могут выделять часть своей условной собственности другим людям, тоже на некоторых условиях. Эти условия также бесконечно многообразны, но в конечном итоге сводятся к тому, нравится тот или иной человек посреднику или не нравится. Не выгоден, а именно нравится, так как посредник зачастую и без того уже контролирует всю собственность и большей выгоды ему искать просто невозможно. Если нравится, то вторичная условная собственность за ним сохраняется, если нет, то нет. Вторичные условные собственники могут привлекать третичных и так далее.

Так складывается посредническая иерархия, внутри которой и определяется, кто является посредником, а кто нет, и каким объёмом полномочий он обладает.

Движение внутри посреднической иерархии определяется прежде всего ловкостью и умением нравиться. Поскольку же это критерий чисто субъективный, переменчивый и в конечном итоге иррациональный, данное движение в основном является хаотическим. Господство условной собственности в каком-либо обществе означает, что и ты сам являешься условной собственностью посредников. В любой момент ты можешь стать фактическим собственником огромного имущества. И в любой момент ты можешь потерять всё, включая самого себя. Всё зависит то того, нравишься ты посредникам или нет и каково соотношение сил между их группировками.

Таким образом любая божественная, родовая, народная, общественная, государственная, корпоративная собственность есть собственность иерархии посредников. В отношении собственности больших коллективов это заметил ещё Бакунин в своей критике Маркса. Жаль, он не обратил внимания, что к тому же ведёт и отрицание собственности.

Небытия собственности нет, и оно невозможно. Вещь требует воли. Если нет твёрдых договорённостей о собственности, она устанавливается сама собой на основе права сильного, в чём бы ни выражалась сила. Более того, это прекрасное условие именно для роста условной собственности. Отсутствующий собственник есть тот же условный собственник, который неизбежно обрастает посредниками, выражающими его волю. “Мы здесь командуем именно потому, что никаких собственников нет”.

Истинная собственность, собственно собственность – это не просто частная, это личная, персонифицированная собственность, непосредственно и неразрывно связанная с индивидуально определённой, свободно и оперативно изъявляемой волей (при этом масштаб собственности может быть любым). Вещь должна быть хозяйская.

В обществе, где господствует безусловная собственность, условная собственность существует, хотя и находится под некоторым подозрением. Просто потому, что когда решения принимают не сами хозяева, трудно понять, кто же и почему их принимает и каковы могут быть в связи с этим последствия.

В обществе, где господствует условная собственность, безусловная собственность не существует. У кого-то, конечно, могут быть иллюзии, что они чем-то обладают, и посредники даже могут до поры поддерживать эти заблуждения. Но с точки зрения посредников всякая собственность условна. Ни у кого нет ничего своего. Всё божье, народное, государственное и так далее. И в любой момент может быть экспроприировано. Это представление подкрепляется ещё и тем, что исторически условная собственность предшествует безусловной. Человек вообще боится принимать самостоятельные решения, как в отношении каких-то вещей, так и в отношении самого себя.

 

2. Собственность и сознание

Идея собственности всецело определяет положение человека в обществе и общественное устройство.

В каком случае возможно рабство или другое ограничение собственности людей в отношении самих себя?

Если в обществе господствует идея безусловной собственности, её принудительное отчуждение возможно только в двух случаях – конфискации и реквизиции.

Конфискация – это наказание за преступление. Преступник может лишиться как имущества, так и свободы, то есть права собственности на самого себя, на всю оставшуюся жизнь.

Реквизиция – это привлечение частных ресурсов для решения очевидной и неотложной общей задачи. Если разразилась война или природная катастрофа, имущество человека и он сам могут быть взяты для решения связанных с этим задач.

То и другое в мире безусловной собственности – исключения.

Безусловная собственность потенциально вечна. Если не случится какой-то катастрофы и собственник не совершит преступления, которое отрицает сам принцип собственности, никто не вправе лишить его собственности.

Если же в обществе господствует идея условной собственности, принудительное отчуждение возможно в любой момент. Всякое обладание временно.

Человек не принадлежит самому себе, он принадлежит народу, государству, богам и так далее. Поэтому его судьбу решают посредники их воли. Они могут ограничить самособственность, то есть индивидуальную свободу, как угодно. Это тем более касается и какого-то имущества.

Разница двух этих сознаний, двух этих обществ, двух этих культур очевидна и проявляется во множестве последствий. Забота о вещи, будь то дом или дорога, сад или автомобиль, ты сам или плоды твоего труда, совсем разная, когда ты знаешь, что они твои навечно или что они в любой момент могут быть отняты посредниками. И мир как место для жизни в этих случаях, соответственно, совсем разный, в том числе чисто эстетически.

При смене идеи собственности меняется вся народная психология, меняются многие обычаи, меняется весь строй не только макро-, но и микроотношений. Это другие взгляды на жизнь, на судьбу, на богатство, на бедность, на молодость, на старость, на брак, на потомство, на дружбу, на удачи и неудачи.

В мире, где ты принадлежишь самому себе, жаловаться на судьбу постыдно. Твоя участь плод твоих собственных решений, а не какого-то неразумного рока или чьей-то злой воли. Закономерно, что и сочувствия в этом мире значительно меньше. В мире, где ты не принадлежишь самому себе, неразумный рок и чья-то злая воля – это повседневная реальность. Все вправе жаловаться, и много взаимного сочувствия. Точно так же и человек, достигший высот, в мире безусловной собственности воспринимается только положительно, а в мире условной собственности вызывает подозрения, поскольку вполне может оказаться просто очень подлым пройдохой.

Как ни странно, идея безусловной собственности стала обретать господство в различных обществах сравнительно поздно. Не из-за этого ли столько изобретений, которые, как, например, паровая машина, делались много раз в течение тысячелетий, стали внедряться в повседневную жизнь только последние несколько веков. А до этого использовались лишь для развлечения скучающих посредников или, в лучшем случае, для обустройства храмов, где почитаются божественные условные собственники, и быстро забывались.

Мир безусловной собственности прост, мир условной собственности сложен. Мир безусловной собственности стабилен, мир условной собственности непредсказуем. В нём всё зависит от прихотей борьбы между посредниками. В мире условной собственности неизмеримо высоко значение личных отношений, почтительности к тем, кто занимает высокое место в иерархии и проч. И это не потому, что в случае ссоры с влиятельными людьми вы не сможете чего-то добиться, получить более благоприятные условия, а потому, что в этом случае вы можете лишиться всего. Каждый вынужден лгать, чтобы не потерять своё положение, а в месте с ним и всю собственность. Люди в таком обществе обострённо чутки к мнению других о себе. В то время как люди в мире безусловной собственности, напротив, представляются слишком дерзкими и эгоистичными. Они простоваты и зачастую пренебрегают как этикетом, так и чувствами других.

У власти посредников есть три лекарства против внутреннего хаоса – строгое единоначалие, идеология и война. Но они лечат только симптомы. По-настоящему твёрдые основания для определения воли условного собственника всё равно установить невозможно.

Иерархия посредников возникает из единоначалия и всегда стремится к нему. Главный посредник – это фактор стабильности условной собственности, поскольку он является примиряющим компромиссом для различных группировок посредников и в то же время законодателем вкусов. Но всякий верховный посредник смертен, и с его уходом в мир иной хаос оказывается неизбежен.

Война – это естественная среда условной собственности. По сути, это состояние всеобщей и постоянной реквизиции. Она придаёт максимальную разумность иерархии посредников, поскольку задаёт насколько возможно ясные критерии того, кто им нравится, а кто нет. Но всё экстремальное преходяще.

Идеология служит посредникам как ментальный суррогат войны. Постоянно воевать в действительности невозможно, но можно не прекращать войну в своём воображении. Благодаря идеологии зыбкие, иррациональные условия собственности на какое-то время стабилизируются и рационализируются. Чтобы упорядочить хаос “отношений”, заменить собой произвол и бесконечную игру сил, идеология должна быть всепроникающей, обоснованно регламентировать каждый шаг. Но это и делает её недолговечной, так как обоснования забываются, а мелочная регламентация становится невыносимой. Утрата идеологии воспринимается как потеря ориентиров, всё вновь возвращается к стихийному состоянию беспорядочной борьбы.

Следует обратить внимание, что речь идёт именно о коллективах-собственниках, а не о коллективах вообще. Коллективы могут прекрасно выполнять свои функции при самой разнообразной организации, если только они не становятся собственниками. Лучший способ развалить любую армию – это сделать её собственником. Когда церковь из собрания верующих превращается в собственника, тут же начинаются невероятные и чаще всего фатальные сложности в церковной жизни. Изначальная функция любого коллектива отходит на второй план, как только он становится собственником. В руководство армии вместо выдающихся воинов и стратегов прорываются ловкие распорядители имущества. В руководство церкви вместо праведников, мистиков и богословов проскальзывают хитрые и циничные администраторы. Очень быстро такие люди составляют большинство руководителей, и коллектив перерождается, в лучшем случае начиная жить двойной жизнью.

Но и если посредническая иерархия выступает как армия со строгой дисциплиной или даже как пирамидальный военно-религиозный орден (предельная степень порядка), она всё равно не может избежать чехарды и постоянной смены лиц у руля. Можно взять для примера историю любой страны – от Мали до Японии, от Явы до Исландии, от Занзибара до Сибири – всюду одно и то же, меняются только декорации. Это всегда история постоянных переворотов, интриг, предательств, убийств, разоблачений, чисток, междоусобных конфликтов и бесконечной лжи. То, что называется ловлей рыбы в мутной воде.

Как становится очевидно, и Советский Союз в этом смысле не отличается от Российской империи, а коммунистический Китай от Китая эпохи Цин или эпохи Мин. Раньше монарх был личным посредником Бога, потом политбюро и лично генеральный секретарь стали посредниками народа. Конечно, ни то, ни другое не останавливало жестокой внутренней борьбы, переворотов и убийств священных фигур.

Все свойства мутной воды мы находим и в современном режиме России. Непонятно, кто, как и почему принимает решения, все всё время гадают и говорят про какой-то “хитрый план”, постоянно кого-то вдруг выгоняют, арестовывают или даже сажают в тюрьму, кто-то сбегает к прямым врагам и проч. и проч. И сейчас правители России, включая верховного, не знают покоя. Как они закончат свои дни? Успеют дожить во дворце или окажутся в изгнании, в нищете, а может, и в тюрьме? Можно лишь гадать. Разве это жизнь? Вы не устали от такой жизни, милостивые государи?

Неслучайно могильщиками условной собственности, как правило, являются сами посредники, которые достаточно умны, чтобы понимать, что так жить далее невозможно, что это ужасная, неприятная и бесперспективная жизнь. Не это ли они пытались сделать посредники в России 90-х годов? Не затем ли, в частности, они организовали приватизацию? Но её провал и откат к прежним отношениям, пусть и под другой вывеской, говорит лишь о том, что они начали не с того. Подчеркну, что речь не идёт о справедливости распределения собственности. Дело не в том, чтобы собственность досталась одним или не досталась другим или о соответствии объёмов имущества каким-то заслугам (чисто посредническая идея). Дело в том, чтобы установить сам принцип безусловной собственности.

 

3. Новые тёмные века

Всякий коллективизм в отношении собственности – это бюрократизм, власть посредников, безумие которой предельно реалистично показано Кафкой. Даже семья, если она разрослась за пределы оперативного коллектива и превратилась в клан, будучи собственником, немедленно обрастает посредниками со всем их сомнительным миром. Да, в этом случае все посредники должны быть родственниками, но кто именно из родственников становится таковыми, какие качества они должны проявить? Впрочем, посредники вполне могут и затесаться в родственники к кому угодно. Притворство, мимикрия, способность разыграть из себя что угодно – это и есть природа посредника. Поэтому ни один этнос не может стать нацией на основе условной собственности.

Этнос, как и любой большой коллектив, не обладает объединённой волей. Но у него может быть совокупная воля, основанная на сходстве. Из-за общего происхождения, долгого сосуществования, общей судьбы люди не сговариваясь и независимо друг от друга стремятся к одному и тому же и действуют сходным образом. Для этого им не надо собираться и договариваться, достаточно лишь координировать свои решения. Это единство естественно, оно никак не навязывается, не конструируется и не нуждается в специальной поддержке. Иными словами, нация всегда имеет сетевую природу и действует как сеть. (Надо, однако, отметить, что сеть никогда не выступает как коллективный собственник: она поделена на ячейки, то есть максимум на оперативные коллективы, каждый из которых самостоятельно решает судьбу своего имущества.)

Но условная собственность, власть посредников не дают этносу превратиться в нацию. Посредники всегда наднациональны. Даже если это представители каких-то аристократических династий, они охотнее всего общаются, имеют дело, дружат, вступают в брак с точно такими же посредниками из других этносов и образуют с ними единое космополитическое сообщество. Считая себя выразителями народной воли, они постоянно навязывают народу собственные интересы, превращая его в какую-то индуцированную, химерическую общность.

Вышелушивание нации из аморфного собрания людей, которое всегда так любезно посредникам, возможно только на основе безусловной собственности. Нация – это сеть безусловных собственников со сходной волей. Это своего рода предустановленная гармония монад. Её невозможно учредить никаким приказом или законом, ею вообще невозможно манипулировать извне.

Именно в столкновении с нациями, то есть с народами, где господствует безусловная собственность, особенно наглядно видны недостатки собственности условной. Полтысячелетия общества с условной собственностью пытаются угнаться за обществами с безусловной собственностью и несмотря на все реквизиции, мобилизации и рывки всё равно отстают. Как бы ни были богаты посредники, они всё равно кажутся жалкими и нищими в сравнении с безусловными собственниками. Пытаясь превратить свою условную собственность в безусловную, посредники вывозят капиталы в соответствующие страны, но и это не спасает. Безусловные собственники и их лидеры постепенно занимают место богов для посредников. Теперь их воля всё определяет. Теперь посредники возвещают народу волю из сказочных стран, где поселились все истинные собственники.

Впрочем, такое сближение двух миров печально сказывается на всех. Общества безусловной собственности также начинают тяготеть к состоянию условной собственности, будто оно и является естественным состоянием человечества.

И дело не только во влиянии идей коллективизма. Собственность корпораций постигает та же судьба, что и собственность всех больших коллективов. “Демократизация капитала” приводит к тому, что всем заправляют “менеджеры”, то есть всё те же посредники. “Революция менеджеров” ведёт к совершенно уродливым явлениям, которые вполне справедливо критикуются врагами корпоративного капитализма. Превращение собственника в рантье, который является собственником только номинально, в deus otiosus, который лишь изредка нисходит до выражения своей воли, отдавая всё во власть посредников – это самая страшная угроза современного мира. Карьера менеджера так же иррациональна, как карьера партаппаратчика или восточного вельможи. Она вся основана на “отношениях”, на “связях”, на “дружбе” с “правильными людьми”, на показухе, на лицемерии.

Сторонники реалистических теорий юридического лица (фон Безелер, фон Гирке, Саллейль, Мишу и др.), то есть те, кто считает, что за юридическими лицами стоят действительные субъекты со своей “союзной” волей, именно посредников назвали “органами” такой воли. Между тем, интересы клерка, менеджера, бюрократа, чиновника вообще не совпадают с интересами собственника. Первоочередная задача клерка – обмануть собственника, создать у него впечатление, будто он, этот клерк, незаменим, хотя старается ничем не отличаться от прочих, и эффективен, хотя старается делать как можно меньше.

Характерно, что серьёзные дискуссии вокруг теорий юридического лица сегодня отсутствуют, они закончились ещё в первой половине 20 века. То ли юристы согласились, то ли вышестоящие юристы распорядились (вопрос, как всегда в таких случаях, туманный), что в этом нет никакого “практического смысла”. Однако именно практически учение о юридическом лице как фикции, которое господствовало в правоведении большую часть истории, ныне заменено реализмом, когда речь идёт об уголовной ответственности корпораций и государств, то есть о том, чтобы наказывать “акционеров” и целые народы за преступления посредников их “воли”.

Такова логика корпоративного мира с его коллективной ответственностью. Неслучайно различные мыслители (Виттфогель, Гэлбрейт, Восленский, Шафаревич, Валлерстайн и другие) применяют как к советскому строю, так и к тенденциям современного корпоративного мира слова “неофеодализм” и “азиатский способ производства”.

Азиатский способ производства есть идеальный тип условной собственности, её предельное выражение, форма, к которой она всегда стремится и в которую обязательно в конечном итоге превращается. Когда всякое личное владение становится какой-то зыбкой случайностью, странным мгновением. Когда все индивидуальные владения приобретают такой динамизм, что сливаются в сумбурное коллективное владение. Никто ничем не обладает постоянно. Всё постоянно перетекает из рук в руки благодаря переменчивой воле, которая также ни у кого не задерживается. Азиатское общество не есть монолит с единой коллективной волей. Это склизкая масса, которая состоит из множества непрерывно возникающих и исчезающих частных владений. Это непрерывный распад.

Ориентироваться и преуспевать в этом хаосе может только человек, все органы чувств и всё сознание которого настроены на улавливание тончайших колебаний в бесконечной паутине человеческих отношений, и притом человек, который готов пользоваться этим с беспредельными цинизмом и лицемерием. Это, конечно, человек конфуцианской культуры.

Китай – идеальное государство на основе условной собственности. Конфуцианская культура – это и есть идеология “отношений”, нащупывание пути в совершенно непроглядном тумане. В этом смысле китаец даст тысячу очков вперёд любому западному человеку. В мире корпоративного феодализма конфуцианцы (китайцы, японцы, корейцы) непобедимы. Китай и вообще конфуцианская цивилизация – это мост между старым, средневековым феодализмом и феодализмом современным, корпоративным. И эту родственность уже замечают в западной культуре.

В скором времени может понадобиться новая революция безусловной собственности против корпораций и азиатских бюрократий. Безусловные собственники оказываются перед необходимостью выгнать к чёртовой матери всех менеджеров и начать всё сначала. Велик, конечно, соблазн истолковать приход Трампа как безусловно-собственническую реакцию на условно-собственническую корпоративно-бюрократическую контрреволюцию – уж больно характерна стилистика обеих сторон. Но не будем торопиться.

Во всяком случае данное положение лишний раз доказывает, что при установлении безусловной собственности как господствующего принципа дело не в том, чтобы провести те или иные законы и политические реформы, а в том, чтобы изменить сознание. Без изменения сознания никакие законы и никакая политика не помогут. Общественные отношения следуют из того, какая концепция собственности у людей в головах. Если несмотря на это в законах написать другое, это будет имитация, псевдособственность. Условная собственность будет маскироваться под безусловную, будет двоемыслие и распад сознания.

Именно глубинной связью принципа собственности и культуры отчасти можно объяснить поведение тех русских, которые едва ли не истерично ухватились за возможность отказаться от русской культуры, якобы неразрывно связанной с условной собственностью, в пользу украинской, якобы с ней не связанной. Но, как показывают события, всё это оказалось иллюзией. Всё та же феодальная чехарда, всё тот же бесконечный делёж, всё та же зависимость собственности от отношений с властями, от места в иерархии посредников. Украинская культура уже доказала, что она свободна от условной собственности ничуть не более, чем русская. Так что никакого смысла в отвержении русской культуры нет. Смысл есть в изменении всех подобных культур.

Чтобы перейти от условной собственности к безусловной нужна не политическая революция, а революция сознания. Должен поменяться сам принцип собственности в головах людей.

 

4. Теология собственности

Собственность должна быть соотнесена с вечностью. Только если мы признаём безусловную собственность действительно безусловной и вечной, мы получаем истинную “стабильность гражданского оборота”. Для этого мы должны связать собственность с вечной судьбой человека, с его спасением или гибелью.

Теология собственности – вот истинная революция, которая преобразует нас и нашу жизнь. Без этого будет только повторение басни Крылова “Квартет” снова и снова.

Человек есть вечная собственность самого себя. Он вечно принадлежит себе.

Бог не является собственником. Если бы Бог был собственником, всё было бы по-другому. Именно потому что Бог не является собственником, мы и можем предавать себя Ему. Только будучи собственниками самих себя, мы можем свободно преподнести себя в дар Богу. Или кому-то другому.

Истинный собственник не бросает свою собственность без нужды. Если бы человек был собственность Бога, Бог имел бы власть над Сатаной и человек не мог бы предаться ему. В случае Иова мы имеем дело с праведником, который предал себя Богу, поэтому Сатана должен был просить разрешения у Бога. Во всех остальных случаях человек решает сам.

Собственность есть то, что Бог доверил человеку, это дар Бога человеку. Все люди – боги в своих маленьких мирах. Они отвечают за судьбу этих миров. Более того, судьба этих миров и их собственная судьба – одно и то же.

Только ты сам можешь добровольно отдать связанную с тобой вещь кому-то другому. То, что тебе доверил Бог, никто не вправе у тебя отнять. Кто поступает так, совершает преступление против Бога. Его наказание так же вечно, как вечна собственность.

Это должно быть в голове у каждого, к какой бы группе он ни относился, какое бы положение ни занимал и во что бы ни верил. Теология собственности может и должна быть развита в рамках любой традиции, любой картины мира.

Даже в буддизме, который вроде бы не признаёт ничего вечного, можно говорить о кармической связи между человеком и его вещами, которая воспроизводится от рождения к рождению. Собственность может исчезнуть только вместе с самим собственником, то есть с самим “я”, которое как раз и строится на выделении чего-то “своего”. Буддизм, кроме того, отрицает коллективную карму, то есть не признаёт за коллективами право даже на ту призрачную конструкцию, которая характерна для индивидов.

Даже атеизм может уйти от права силы, от мира, где царствует беспорядочная борьба различных сил и где поэтому ничто не может быть вечным.

Безусловную собственность можно обосновать простым историческим исследованием, которое доказывает, что общества, в основе которых лежит такая собственность, на порядок удобнее, стабильнее, богаче и сильнее тех, в основе которых лежит собственность условная. Британия, которая тысячу лет бурлила шекспировскими страстями и была таким же нестабильным регионом, как и все остальные, сегодня стала символом стабильности и консерватизма. Никаких переворотов с 1688 года. В Нидерландах с 1566 года. В Швейцарии со времён Каппельских войн, то есть с 1531 года. (Мы не берём здесь международные конфликты и потрясения, связанные с иностранным вмешательством.)

Безусловную собственность можно обосновать гедонистически – удовольствием, которое происходит от безраздельного обладания, как это сделал Аристотель.

Её можно обосновать тем, что отношение реального человека и реальной вещи есть лишь тень отношений идеи человека и идеи вещи, а реальная жизнь человека среди вещей есть лишь тень эйдоса жизни, пребывающего в горнем мире идей, как это мог бы сделать какой-нибудь платоник.

Её можно обосновать тем, что условная собственность есть тотальное самоотчуждение, как это сделал бы какой-нибудь марксист. Изобличение посредников как отдельного класса было сделано ещё в 1957 году, всего через 40 лет после Октябрьской революции, югославским коммунистом Милованом Джиласом – членом ЦК КПЮ, партизаном-героем. Главный враг буржуазии не пролетариат. Пролетарии сами по себе не стремятся к собственности и не могли бы быть собственниками (не перестав быть пролетариями). Они всегда стремятся лишь к лучшим условиям обмена своей рабочей силы. Главный враг буржуазии – посредники, которые могут манипулировать кем угодно, включая пролетариат. Поэтому всю историю человечества можно представить как борьбу двух типов собственников – условных и безусловных. Посредников и буржуазии.

Сильная логичная, подкреплённая всеми средствами выражения исламская теология вечной собственности спасёт мусульманский мир.

Сильная логичная, подкреплённая всеми средствами выражения индусская теология вечной собственности спасёт индусский мир.

Африканская теология вечной собственности спасёт африканский мир.

Конфуцианская конфуцианский.

Православная – православный.

Теология вечной собственности – вот на что сегодня должны быть брошены все силы и все средства. При достаточной концентрации вопрос можно в целом решить ещё при жизни нынешнего поколения.

Задачи нынешней революции сознания – во всех странах, включая Россию – создать всеобъемлющую теологию собственности, в которой всеми средствами – средствами метафизики, мистики, искусства, йоги, средствами чего угодно – обосновывается вечность безусловной собственности и неизбежность ужасного наказания за преступления против неё. Обоснование должно быть на любой вкус. В виде философских трактатов, мобильных приложений, анекдотов, полнометражных фильмов со спецэффектами, опер, ток-шоу, интернет-тестов, школьных учебников, ритуалов жизненного цикла, комиксов, компьютерных игр, радиопередач, детских считалок, гимнов спортивных клубов, телесериалов, памятников, частушек, массовых спектаклей, тоталитарных сект, магических заклинаний, порносайтов, нормативно-правовых актов, цирковых номеров, граффити, мюзиклов, пословиц и поговорок и проч. и проч. и проч. Какой-нибудь митрополит должен писать не о том, что ада нет и поэтому можно вытворять что угодно, а о том, что ад стал даже сильнее, теперь он только и ждёт воров, присвоивших чужую собственность.